Небесный корм. ДВП, масло, 80Х60. 2014

Зимние записи.

Ночь. Работает приёмник. «Радио России».

Волна то уплывает, то звучит явственно.

Живопись. Графика. Поэзия. - Всё молчит.

Открываю форум. Мышиная возня.

Пиарят какие-то рифмы, графоманят.

Тускло как-то.

Я вот о чём. О тотальном одиночестве, о котором вопиет Интернет.

Место, в котором нам пришлось жить, время в котором мы все находимся - зависло. Структура всего этого клубка такова, что кем бы ты ни был, чтоб ты не делал, именно, если делаешь, оказываешься в пустоте.  Идёшь в никуда. Существуешь в нигде.

Аморфная, вязкая жижа. И я понимаю, в чём «правда» живописца Арча, когда он пишет «совокупляющихся трупов». Эти картины, как ни странно очень точно отражают время, в котором мы все плаваем, как рыбы в аквариуме.  Если художник пишет цветы, пусть пишет.

Но если посчитать всех художников, кто пишет цветы, это будут тысячи. А художник, он должен быть один. Как Пикассо или Ренуар. Конечно, можно гениально писать цветы, продаваться, но при этом быть просто ремесленником, в лучшем смысле этого слова.

Где аукционные дома? Где арт центры? Где кураторы?

Опять всё там же. В нигде. Там, где «совокупляющиеся трупы» художника Арча.

     Вот стоит на моём мольберте белый холст. Он притягивает, он манит, он расширяет моё суженное реальностью восприятие.

На нём можно написать нечто неординарное или совсем банальное.

Одному Богу известно, что будет на нём  написано. Может просто линия. Может просто пятно. Может просто точка.

     Точка и всё.

Конечно, даже точку на холсте нужно воспринимать вконтексте.

Вконтексте тех  работ художника, которые привели его к этой точке.

Как чёрный квадрат Малевича. Только вконтексте его теории,

других его работ.

      Так получилось, что я оказался вне тусовки.

Тусовка сама по себе, а я сам по себе.

И, Слава Богу! Аминь.

Я существую в своём замкнутом мирке.

Я слушаю грустные блюзы стариков рок-н-ролла.

Я написал картины.

Картины ушли в вечность.

А я остался наедине с самим собой.

Со своей совестью.

Я сижу в кресле, курю сигарету и смотрю в окно.

Я никуда не спешу.

Иногда я засыпаю, и мне снятся сны.

«- Сны про то, как выйду, как замок мой снимут…».

Тихонько играет гитара. Хриплый голос поёт о хромой судьбе.

За окном ночь. Бесконечная, бездонная ночь.

Идёт дождь. У меня над столом горит лампа.

Так мало надо.

Не  надо уже ничего.

Вспоминаю.

Я занят воспоминаниями.

Я тону в них.

Я тону в своём прошлом.

Оно существует где-то внутри.

Оно приходит ночью.

Откуда?

Остановись мой читатель.

Отрешись.

Присядь на влажную скамейку в осеннем парке.

Закурим. Пожмём друг другу руки.

Поговорим.

Ты, главное, не делай поспешных выводов.

Не стремись вешать ярлыки.

Наклеивать на лбы этикетки.

Подумай.

Может быть, помолись.

Столько всякого произошло в жизни и у тебя  и у меня.

Кого-то мы потеряли. Так и не успев им сказать что-то важное.

Помни об этом. Помни о том, что вовремя сказанное доброе слово

может спасти жизнь  человеку.

Ведь мы пока ещё люди?

Я надеюсь.

Я всётаки не потерял веру в человека.

В ту лучшую его часть, о которой, может быть, он даже сам не подозревает.

Мы одичали.

Мы озверели.

Мы озлобились.

Мы теряем веру.

Мы гонимся за благами, за комфортом, за деньгами,

славой, статусом. Тлен всё это.

Остановись, мой далёкий друг.

Загляни в себя.

Прислушайся к биению собственного сердца,

к тайному движению души.

Мы не вечны.

Играет гитара. Звучит музыка.

Скоро выпадет снег.

Скоро Рождество Спасителя.

Помни об этом.

Поэзия ничего не решает

Поэзия ничего не стоит

Поэтов никто не читает

Поэтому поэтов не построят

И не отправят в ГУЛАГ

Если бы поэзия была тротилом

Или допустим толовою шашкой

Поэтов бы казнили, как Чикатило

Или прилюдно отрывали бОшку

Если бы поэзия была пистолетом

Или, к примеру, автоматом

Поэтов убивали бы кастетом

Или забивали бы прикладом

Может, так оно и было

Где-нибудь в начале века

Пока поэзия не стала мылом

Мыльной оперой для человека

Ею занялись женоподобные кастраты

Ею заболели старые девы

Ею подтирают зады солдаты

Сторожащие балы английской королевы

Стихи сочиняют одни инвалиды

Стихи читают лишь инопланетяне

Стихи по барабану служителям Фемиды

От них бегут простые граждАне

Может быть когда-то

В следующем веке

Поэзия прозвучит набатом

Снова возродившись в человеке

А пока сплошная Кока-Кола

А пока сплошные доллар с евро

Все мы в ожидании укола

Дрянью набиваем чрево

Ни конца не видно и не края

Как цунами вырывает с корнем

Рифмы, вместе с нашими мозгами

Тут же заедаются попкорном

И надежды, в общем, не осталось

И судьба томится там, в подсобке

Бешено навалится усталость

И покатится пивною пробкой

Кружит легкий снежок.

Я гляжу на серое небо.

Я за оградой.

Она должна меня уберечь от Мира?

Или, тем самым, Мир оберегается  от меня?

Я делаю минимум движений.

Я застываю.

Мне некуда торопиться.

Всё, что мог, я выразил в своих картинах.

В первый день пребывания в интернате (после отпуска)

пришел  санитар с машинкой и состриг мою бороду.

Я стерпел это унижение, как терплю многое, что происходит вокруг меня. Я свободен. Я свободен, ненавидеть своих мучителей, свою проклятую, Богом забытую страну, в которой так тяжело выживать.

Я внутренне свободен.

Это чувствуют мои мучители и оставляют меня в покое.

Я в Покое.

Я в Великом Покое.

Чашка горячего чая, кусочек хлеба с салом. И я сыт.

Как мало надо.

Аминь.

Зима, пять утра    

Я не сплю.

Зима, за окном стена

Ночь люблю

Ночь, черный чай,

Пара строк

Я вижу жизнь-

Водосток

Жизнь, водосток, водослив

Я ем варенье из слив

Я вижу дым папирос

Сколько ещё болеть?

Вот вопрос

Бог, слышишь, Бог?

(Я шепчу)

Бог мне в ответ-

Я МОЛЧУ

Жду от тебя перемен

Слышу молитвы твои

Мать принесла пальто?

Это тебе от зимы.

Знаю, что мучит тебя

Знаешь, сколько Вас у Меня?

Каждому дать ответ в нужный срок

Я б предпочёл между строк

Я посмотрю на Бога

Я посмотрю в себя

Ты потерпи немного

Ты потерпи ЛЮБЯ

Боли свои и муки

Жизнь есть тяжёлый крест

Смерти души и разлуки

Всюду, везде, окрест

Люди слабы, ничтожны,

Немощны и больны

Будь с ними поосторожней

И не теряй вины

Будет тебе праздник

Когда заберу к себе

Но ты же большой проказник

Словом казнишь людей

Душу свою тревожишь

Мысли свои все стёр

Я не могу, ты - можешь

Ты же в душе актёр

Я тебе дал таланта
Я тебе выдал жизнь

Есть у тебя берданка

Ты ей стреляешь ввысь

Бабы тебя не любят

Ты их когда-то любил

Вешал себе на шею

И в небеса возносил

Ты рисовал картины

Ты же снимал кино

Кругом роились кретины

Сталкивая в …овно

Я тебя спрятал от мира

Я тебе дал новый мир

Видишь, твоя лира

Сверкает, что медный потир

Видишь, твои страсти

Отпали, как шелуха

Я был всегда беспристрастен

Я был на месте Отца

Верь и живи, Мир-чудо

Чудо с печальным концом

Ты ведь пришел оттуда

Знаешь, что и почём

Я перестал общаться

Высморкавшись в платок

Всё, что хотел я сказать тебе              

Я написал между строк

Солярис.

                  

Планета Земля. Плавное движение реки. Длинные водоросли чуть колышутся течением. Кукушка. Речные жабы. Тина.

Прощание с Землёй. Пошел дождь. Дети под дождём. Их звонкие

голоса,  собачий лай. Чашка чая, на столе, наполненная дождевой

водой.

Солярис. Сгусток внеземного разума? Гигантский мозг? Господь Бог?

Человечество никогда не оставляло попыток научным путем проникнуть в тайны мироздания. Понять, по каким принципам создана Вселенная. Человечество постоянно стоит на пороге комнаты. Комнаты исполнения желаний.

Идея «безграничности мышления», материальности мысли.

Один неосторожный шаг, и разум покорёжен. Дальше безумие…

«-Познание тогда истинно, когда оно опирается на нравственность».

«- Нравственной или безнравственной науку делает человек…»

«- Ну, так не делайте науку безнравственной!»

Железная кружка с чаем, ситечко, чашка, сигареты, пепельница.

Милые, земные вещи.

Тоннели, автомобили, урбанизация…

«- Все это ходули, протезы. Этот ваш научный прогресс.

Все это для того, чтобы меньше работать и больше жрать…» - говорил Писатель из Сталкера.

Крис собирается лететь на Солярис. Отец. Мать, Дом.

Понятные, земные вещи.

Старт. Звучит как Сартр.

Постигнуть непостижимое.

Понять беспредельное.

Зачем?

Опыты, эксперименты, истина в последней инстанции…

Герой называет сумасшествие - ИЗБАВЛЕНИЕМ.

От чего? От самого себя?

« - Это не безумие. Здесь скорее что-то с совестью…»

Кельвин в каюте засыпает один. А просыпается со своей совестью в виде женщины, которую когда-то любил и потерял.

Послание с того света. Попытка переосмысления собственной жизни. Попытка, которая превращается в медленную, изощренную пытку, от которой не избавит даже смерть…

«- Крис, у меня такое чувство, как будто я что-то забыла…Ты меня любишь?»,- говорит ему Совесть-Хари.

Кельвин решает радикально. Убить собственную Совесть.

Солярис-Бог даёт человеку шанс. Последний.

ПРИМИРИТЬСЯ С СОБСТВЕННОЙ СОВЕСТЬЮ.

«-Она умерла десять лет назад…»

«- То, что ты видел, твоё представление о ней…»

«- А вдруг это долгожданный контакт?»

Контакт с самим собой.

Это ни долгожданная победа над собственным одиночеством?

Как бы человек ни был устремлён в Вечность, он возвращается к самому себе. Человек обращается к Богу, а Господь говорит - ПОСМОТРИ В СЕБЯ.

« - Мы не собираемся завоевывать никакой космос. Мы просто хотим расширить Землю до его границ. Человек рвется к цели, которая ему не нужна. ЧЕЛОВЕКУ НУЖЕН ЧЕЛОВЕК».

Никакой Господь Бог не заменит человека - человеку.

Господь даёт Шанс человеку ПОМЕНЯТЬСЯ.

В том числе за счёт страданий и скорбей.

ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК НЕ МЕНЯЕТСЯ - ОН ПОГИБАЕТ.

«-Что зачерствело, то не победит». Говорит Сталкер.

«-Ну, что мне делать, если ты мне дороже, чем все научные истины, что когда-то существовали в Мире?»

«-Проявляя жалость, мы опустошаемся…»

«- Гибарян умер не от страха, он умер от стыда.

СТЫД, ВОТ ЧУВСТВО, КОТОРОЕ СПАСЁТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО».

Космос подождёт.

Блудный сын возвращается на Землю.

Повисшая на крыльях. ДВП, масло. 80Х60 2012г.

Я лежу на кровати и смотрю в пустоту. Сосед по палате спит. Компьютер, наушники, музыка. Питер Гэбриел.

Музыка свободного человека. Слушая, её я тоже становлюсь свободным. Вот примета настоящего искусства – свобода от штампов. Уход в иную реальность. Некая новая, всеохватная форма жизни. Музыка, пробуждающая в вас какие-то эмоции, которые вам интересно ощущать. Спокойствие. Мысль. Всё может существовать параллельно.

Бьют барабаны, звучат гитары и армянский дудук. Плотный, чуть с хрипотцой голос поёт некие истории, смысл которых понятен на уровне звуков. Музыка мятущейся души. Души, которая страдает в оболочке плоти.

Мне это близко. Ох, как близко. Весь мир далеко. Ты сам мир. Музыка – мир. Душа – мир. Любовь – мир. Темнота. Кровать. Монитор. Музыка. Думаю о Боге. Вообще, а не в частности. О пространстве. О чуде. Именно жизни. О чуде жизни. Сегодня я плакал. У меня такое бывает. Накатывает нечто, ком в горле. Понимаешь – край. Всё. Крыша. Угол.

Это даже не плач. Это спазм. Облегчающий жёсткий спазм.

Жалко себя, людей, весь мир. Понимаешь, что жизнь, она КОНЕЧНА. Думаешь об этом с ЛЁГКОСТЬЮ. Даже такая нескладная жизнь, как твоя имеет свою РАДОСТЬ.

А здесь некая радость от живого сердца. От очищающего чувства свободы эмоций. Тюрьма. Стены. Но ЕСТЬ ОКНО.

Всё дело в этом НО. Жутко, тяжело, муторно, НО…ЕСТЬ ИСКУССТВО. Грязь, мокрый снег, асфальт, лужи…НО ЕСТЬ НЕБО. Боль, страдания, метания, НО ЕСТЬ МИНУТЫ УМИРОТВОРЕНИЯ. Красоты. Тихой, тихой радости. Успокоения. Понимания многих глубинных человеческих вещей. Внутреннее наполнение. Внутреннее делание. Музыка. И тут ловишь себя на том, что ты сегодня счастлив. Редкое осознание. Аутентичное. А что? Вот такое у меня счастье. Темнота, палата и музыка.

Можно написать много красивых слов, интересных мыслей,

чудесных картин. Можно слушать музыку. Бесконечно соприкасаясь с бесконечностью. Можно телом пребывая на земле, душой находится на небе…

    Где-то работает сверло, туалет заперт. Есть кипяток, открыт балкон, я слушаю музыку и пишу. Я спокоен в своём НИГДЕшном пребывании. Мой дом – Вселенная.

Мой космос – Мир. Слышу голоса птиц. Окно запотело.

На улице мороз. Сверло сменилось на удары молотка.

Тишина. Музыка. Думаю о лете. Солнечном, тёплом лете.

Думаю о море. Бескрайнем, синем море с пролетающими

над волнами чайками. Вот и я. Сижу на берегу и смотрю вдаль. Мне легко и свободно. Я провожаю взглядом проплывающие облака и слежу за полётом птиц.

    Я никуда не тороплюсь. Мне некуда спешить. Мне ясно одно. Я ОСВОБОДИЛСЯ. Освободился от всего гнетущего и тяжёлого, бессмысленно разрушительного и пустого, что пребывало во мне долгое время. Или это я пребывал в нём?

Сумрак. Страдание. Отчаяние – отошли. Синее, синее небо, море, я на берегу. Тёплое солнце гладит мою щеку. Ласковый морской ветерок обдувает мою лысую голову.

С собой у меня бутылка воды и кусок хлеба. Я иду по берегу, по краешку  прибоя. Вокруг никого. Лишь далёкие горы где-то с краю…

    Где это место? Где это волшебное, безмятежное пространство?

    Во мне.

   

Отрыв сознания. Приход весны. Как обвал. Как катарсис.

Как цунами. Бегу по ночному городу огибая лужи после дождя, перепрыгивая ямы. Ловлю такси. Еду на вокзал.

Покупаю билет до Витебска. Когда примчался на перрон, выяснилось, что поезд ушел. Рву билет. На соседнем пути поезд на Москву. Подхожу к проводнику. Даю ему денег.

Он меня селит в двухместное купе. Со мной сумка с рукописями и альбомы с газетными публикациями. Двухтомник Иосифа Бродского. Московское метро. Состояние отчаяния. Кидаю том Бродского в проём закрывающихся дверей. Том бьётся о поручень и падает на пол. Какая то женщина в платке тут же его подбирает. Мотаюсь по Москве. Есть нечего. В карманах белорусские деньги. Пытаюсь попить на них кофе. Смотрят как на идиота. Выкидываю деньги. Темно. Подходят какие-то люди. Спрашивают откуда.  Что-то им говорю. Пытаюсь поспать на вокзале. Просыпаюсь от удара по ногам. Милицейский патруль ведёт в привокзальный обезьянник. Запирают в клетку. Потом туда запускают банду гопников.

Меня выводят. Подсовывают протокол. « - Пил водку на вокзале. Подписывай…» Подписываю. Отпускают. На крыльце отбиваюсь от гопников. Теряю рукописи.

Трое суток без сна и без еды. Заходил в кафе и макдональдсы попить воды. Вода сильно воняла хлоркой.

Кругом запахи. Май месяц. Шаурма, вьетнамская кухня.

Бензиновая гарь в воздухе. Дышать трудно. Валюсь с ног.

Пристроился на лавочке в парке. Проснулся от удара ментовской дубины по ногам. Доползаю до вокзала. Пытаюсь добираться на перекладных. Дикая боль в желудке. Кричу от боли. Суют таблетки. Я их пью.

Боль ещё сильнее. По связи с машинистом вызывают скорую помощь. Скорая подкатывает прямо к вагону.

Дежурный вокзальный мент смеётся. Меня куда-то везут.

Привозят. Делают рентген. Последнее, что помню, падаю

с операционного стола на цементный пол. Пустота.

Я дома. Ночная лампа. Чай с лимоном. «Пинк Флойд» -

«Обратная сторона Луны» звучит в эту ночь только для моего остывшего разума и мятущейся души. Покой. Я ощущаю покой. Остывший чай, сигарета…

Был в магазине. Купил баночку чёрной туши, два немецких карандаша мягкостью 6В, гелевую ручку «Erish Krause» и запасной стержень к ней, пять резинок KOH-I-NOOR. Истратил 55 тысяч. Господи, ведь это не божеская цена!

Ну, что я могу поделать, если моё творчество не заточено под коммерцию???!!! Если я могу делать только то, что вызывает у меня внутреннюю вибрацию. Чёрное и белое.

Иногда цвет. Цвет, как правило, яркий, открытый. Ребята, простите меня. Я могу заниматься только чистым искусством. Купил материалы, рассовал по карманам,

вышел на улицу. На улице валил снег. Я подошёл к метро

и стал ходить взад, вперёд, на ходу покуривая и предвкушая, какие небольшие и по своему замечательные вещи можно нарисовать этим богатством. Вот ещё бы лампочку и удлинитель к мольберту. Меня охватывает ужас

от дальнейшего существования в условиях тотальной нищеты, когда нет средств на минимальное, чем можешь заниматься. Друзья мои, СПАСИБО. Даже это мне удалось купить благодаря проданной вами картине. Искал стадлеровские жировые карандаши. Они просто пропали.

Есть наборы 16 цветов. Но это мелки. Их хватает на одну небольшую работу. И стоят они 22 тысячи. Вообще. Вот бы зайти в этот магазин имея 2-3 миллиона! Есть наборы карандашей по 120 тысяч! Есть тушевые рапитографы.

Есть акварельные карандаши, со вставленной в карманчик кисточкой. Вообще я полчаса ходил по этим распрекрасным лоткам и вот выбрал самое необходимое. СПАСИБО ЗА ПОДАРОК, благодаря которому я могу всё это написать и поделиться с ВАМИ, МОИ ДАЛЁКИЕ И БЛИЗКИЕ ЛЮБИМЫЕ ЛЮДИ. Всех со старым Новым Годом!

Счастья, достатка, радости, любви, здоровья ВСЕМ!!!!!!!!

Прикосновение воды к нашим рукам

Прикосновение воды к нашему лицу

Скоро двинутся льды

Я пойду следом

Вдоль берега

Наступит великая весна

Появятся листья, пробьётся трава

Мы будем вместе с тобой всю ночь

Смотреть на небо

Когда наступит рассвет, нас там уже не будет

Мы уйдём вслед за Луной и последней звездой

Мы навсегда останемся в дивной, небесной стране

На земле пройдут тысячи лет

Исчезнет зависть и злоба

Канет в лету страдание

Тогда мы вернёмся

Чистые и светлые

За тобой

Но ты скажешь: « - Оставайтесь здесь .»

Земля уже другая Вашими молитвами

Слава Богу!

И наступит Великая Радость

Для Всех

В комнате темно. Лежу на кровати. Рядом нетбук.

В наушниках гитара и барабан. Дэйв Грэхэм.

Вот барабаны пропали. Звучит одна гитара.

До мурашек по хребту. Трагическая и сложная.

Думаю о своей жизни, о картинах, о том, как можно оборудовать угол в мастерской, чтобы ничего не мешало.

Понимаю, что даже в моём положении я способен как-то

получать положительные эмоции от жизни. В ужатом, куцем варианте, но все-таки  способен. Звучит гитара.

Зазвучал голос. Чуть надтреснутый, с хрипотцой.

Как давно я не играл, не писал песен. Гитара в этих стенах выглядит реликтом. Голос звучит сдавленно, приглушенно.

Ничего. Всё нормально. Пока жив. Есть ещё какие-то надежды, мысли, стремления. Под гитару звучит хор хриплых голосов. Слышно, что поют негры, тем более СТАРЫЕ НЕГРЫ. Где-то там, за океаном, сидя на терассе своей соломенной хижины. В палате все спят. Скоро придёт санитар забирать спички и мобильник. А я слушаю музыку и пишу. За окном горит фонарь, снег, зима. Середина зимы.

Скоро февраль, потом март, а там и до мая недалеко. А потом ЛЕТО! Дожить бы…

Открытие выставки «ДВЕ РЕКИ» в библиотеке им. Пушкина. Народу собралось достаточно много.

Барышням-художницам дарили цветы. Настроение приподнятое. Очень рад был видеть Ирину и Оксану.

Познакомился с папой Ирины. Солидный такой, беларускамоуны дяденька. Оксанка пришла с огромным  фотоаппаратом. Попросили рассказать о работах.

Вокруг меня собралась группа заинтересованных лиц.

Интерес читался в глазах, в лицах. Я что-то говорил о работах, об истории и технологии их создания.

Не знаю, как это выглядело и слушалось со стороны,

но народ как-то откликался. Возникали вопросы. Я находил ответы. И Татьяна Вадимовна и директор интерната, немножко были придавлены обстоятельствами. Какими?

Это внутренний вопрос к организаторам. Вообще если писать о работах представленных на выставке, это хороший уровень. Яркие, оригинальные, нетривиальные (это я о себе;) А вообще ситуация меня вдохновила. Видно было, что - то, что выставлено, вызывает у публики интерес. Видно было, что это событие в культурной жизни окружающего пространства. А вообще, я, как участник, испытывал удовлетворение от увиденного. Правда, на многих моих работах не стояло название. Слава Богу, фамилию додумались прилепить. Я прочитал название только на одной. «Небесное одиночество». Очень говорящий факт. Вот в таком «небесном одиночестве» я пребываю до сих пор. И не то, чтобы я был особо удручен обстоятельствами, и не то, чтобы особо рад им. В Гродно на выставку отобрано 16 работ. В том числе «Власть», «Цензура», « Деньги». Интересно, зацепят они кого нибудь?

Грусть по совершенству.

Осознание собственной ущербности.

Это вещи, ослабляющие мой разум.

Но без этого тоже нельзя.

Многих ошибок можно было избежать.

Не хватало мудрости.

Долгие прогулки по снегу сделали меня крепче.

Я частично отказался от тотального курения.

Ровное, спокойное, благое состояние.

Красота рядом.

Стоит только протянуть руку.

Космос рядом.

Подними глаза ввысь.

Желание освободиться от всего ушло.

Пришло нечто новое.

Может это и есть любовь?

Вечер. Соседи спят. Слушаю «Пинк Флойд».

Альбом «Моментальное помутнение рассудка».

« Я знаю, меня ждёт завтра несколько встреч.

И кофе в известном кафе согреет меня».

Живу предстоящей записью программы и выставкой в Гродно.

Обещают морозы.

Крепитесь. Скоро весна.

Три моих работы. Масло, пастель и карандаш.